В.А. Дубовцев (Екатеринбург)

Криминалитет и насилие как зло и грех

В конце XX в. криминализация общества на планетарном уровне стала равномасштабной с пессимистическими тенденциями мирового развития, такими как глобальные угрозы человеческой цивилизации (глобальное потепление климата, опасность ядерной войны, проблема перенаселения планеты и др.). Транснациональная преступность становится соразмерной с активностью мировых геоэкономических, геополитических субъектов.

Галопирующие темпы криминализации в глобальном масштабе детерминируются и коррелируются с процессом криминализации общества в постсоветской России. Системная экономико-политическая нестабильность перестроечного периода предопределила эквимасштабную криминализацию России 90-х гг. XX в. Последствия формирования рыночных экономических отношений по законам «военного времени», сращивание политической элиты и криминальных структур, манкирование легальной нормативно-правовой базы под воздействием норм и правил криминальных сообществ ? все это наблюдается в стране и в настоящее время.

Системная криминализация общества требует адекватного познания, объяснения и оценки, необходимых для эффективного противостояния этому феномену. В качестве теоретического базиса для анализа феномена криминала и насилия мы применяем философию негативной антропологии. Она напрямую обращена к природе негативных свойств человека, противостоящих гуманистическим нормам, влекущих природу человека к аттрактору зла. Априорно-деструктивный характер обозначенных феноменов человеческой деятельности указывает на путь исследования данных категорий в рамках идеи греховности, рожденной в лоне религии и развитой в философской антропологии, начиная с трудов И. Канта и заканчивая экзистенциальной философией XX в.

И. Кант, сначала в работе «Об изначально злом в человеческой природе», а затем в «Антропологии», среди родовых признаков человека выделял три вида задатков ? технические (труд и орудия труда), прагматические (воля к подчинению людей и вещей) и моральные (различение добра и зла).

Высшее предназначение природных задатков заключается в поступательном развитии человеческого рода, в направленности на предельные цели разума. По Канту, истинные цели человеческого рода, идеалы высшего блага, открываются исключительно мыслителями, руководствующимися рациональными императивами, действующими сообразно разуму. Тем самым, будучи добрым по природным задаткам, человек, в силу свободы воли, склонен стремиться ко злу. Греховность (иными словами, стремление к насилию и преступлению. ? В.Д. ) является «недоработкой» разума, прямым следствием неограниченности свободной, «безрассудной» воли человека. Кант подчеркивает, что человеческому роду удастся преодолеть заложенную природой криминальную потенцию, развить природные задатки в идеал высшего блага. Только поэтому человеческий род бессмертен при его смертности. Историю человеческой цивилизации можно рассматривать, таким образом, как осуществление тайного плана природы ? создать в пределе великий союз народов земли, в основу которого положена генерированная философами абсолютно разумная, благая идея. Именно такой союз, по Канту, может преодолеть собственную, злую и неразумную волю отдельного человека, заставить ее подчиниться общепризнанной разумной, благой воле, при которой каждый может быть свободным.

В «Философии права» Г. Гегель возводит на предельно возможную высоту обобщения идею разума, как абсолютной основы социального порядка. Продолжая традицию философской антропологии, Гегель пишет о том, что каждый индивид имеет возможность выбирать. Априори воля субъекта ориентируется на произвол и случайные цели, вследствие чего индивидуальную волю Гегель трактует как негативную, не имеющую «разумных» ограничений свободу. Греховность (вседозволенность) является, таким образом, неотъемлемым атрибутом воли отдельного человека. Но воля последовательно развивается, преодолевая свою субъективность и единичность в индивиде, в семье, в гражданском обществе и в государстве. Наконец, во всемирной истории как всеобщий мировой дух, право которого есть наивысшее. Индивидуальная воля, изначально склонная к произволу, есть не что иное, как частное проявление мирового духа, являющегося по своей сути выражением абсолютного блага. Это означает, что греховность есть неочевидное следствие отступления отдельных субъектов от идеи мирового духа, представленной отчасти в семье, в гражданском обществе, но наиболее полно ? в государстве, как «самой себе ясной, субстанциональной воле» 1 . Преступление по своей сути является нарушением свободным индивидом либо субъективного права другого, либо объективного права государства.

Преодоление отрицательных последствий свободы индивидуальной воли, снятие преступления осуществляется посредством наказания. Принудительное наказание (в неразвитом виде ? месть), которое развивается в «мстящую справедливость», обеспечивает переход преступности из сферы права в сферу моральности, т.е. в сферу различения свободным субъектом добра и зла. Самоограничение свободной воли (естественно-добровольное или искусственно-принудительное) генерирует морально-нравственную систему, в которой идея объективного духа становится основой деятельности. Таким образом, по Гегелю, греховность (преступление, насилие) является следствием отклонения индивидуальной воли от идеи объективного блага (разума), выраженного, в первую очередь, в государстве. Средством преодоления криминализации социальной организации является система принудительного наказания, позволяющая укрепить представления о нравственности у субъектов с обостренным чувством личной свободы.

Нигилист М. Штирнер продолжил традицию толкования греховности, начатую Кантом. В работе «Единственный и его собственность» он постулирует, что грандиозный спектр общественных свойств и социальных последствий (в том числе феномен насилия и криминализации общества) порождают два взаимосвязанных свойства человека ? конечность и субъектность, как необходимое следствие конечности. По Штирнеру, человек принадлежит только себе, не находится под чьей-либо властью ? ни Бога, ни государства, ни церкви, ни другого человека. Индивид продуцирует себя, уникальный окружающий его мир, опираясь исключительно на собственные силы, отрицая все морально-нравственные категории, ценности, за исключением одной ? самого себя. Перманентным базисом действий человека является он сам, его внутренние ощущения. Креатура человека ? его внутренний и внешний миры, индивидуально-уникальная аксиологическая система нужны лишь для того, чтобы создать иллюзию преодоления смертности отдельного человека. Все действия «единственного» представляют собой обреченное быть уникальным следствием ограниченности.

Акцентированная Штирнером детерминация деятельности человека временной конечностью позволяет говорить о том, что греховность, как «преступание» через культурно-духовные социальные стереотипы, является фундаментальным качеством ограниченного человека. Действия индивиду-ума априори не подлежат оценке через призму таких нравственных экзистенциалов, как справедливость, добро, свобода. «Что мне (уникальному человеку. ? В.Д. ) до добра и зла! Я сам ? собственное дело, Я не добрый и не злой. И то и другое не имеют для меня значения <…> Для Меня нет ничего выше Меня» .

С точки зрения М. Хайдеггера, именно в темпоральной локальности конечности человека, которую нельзя понять, даже если собрать воедино всю сумму человеческих несовершенств, заключается суть проблемы существования человека. Хайдеггер в «Бытие и времени» пишет о том, что изначальнее, чем сам человек, временная конечность (« Dasein ») в нем, которая проявляется как трансцендентальная нужда, забота. С течением времени « Dasein » трансформируется в ужас «ничто», человек осознает актуальную необходимость движения к бесконечному существу, к творческой полноте бытия. Как следствие, разрешение «конечности» человеческого существа, преодоление конечных, ограниченных способом существования и временем жизни возможностей человека, заключается в трансценденции. Другими словами, в преступании через границы его конечного существования, поставленные его биологической и социальной природой, а также естественными и общественными ограничениями (государством, законом, правом, религией и культурой). Насилие и преступление (если говорить концептуально ? греховность) являются, таким образом, следствием конечности человеческого существа, проявлением его сути ? трансценденции.

Кант, Штирнер и Хайдеггер с разных позиций доказывают, что греховность представляет собой атрибутивный признак человека. Однако трактовка негативных сторон социальной организации ? насилия и преступления, как неизбежных проявлений природы человека, не должна вводить в заблуждение относительно неискоренимости данных феноменов. Наоборот, синтез социально-экономических и научно-технологических условий, необходимых для самоактуализации человека, позволяет расширить границы человеческих возможностей, способствует преодолению тотальной греховности человека .

Ф. Ницше, вслед за Штирнером, абсолютизирует значение индивидуальной воли, воли отдельного человека. В связи с обесценением высших ценностей, прежде всего христианского Бога (знаменитое ницшевское ? «Бог мертв!»), формируются необходимые условия для появления индивидов «новой формации», находящих источник мощи духа в собственной субъектности, собственной воле. Такие индивиды получили наименование активных нигилистов.

Воля нигилиста становится волей к овладению собственным существованием и внешними условиями существования, т.е. трансформируется в волю к власти в различной степени полноты и интенсивности. Нигилизм является феноменом «высшей властности», не знает никаких мер и ограничений, ничего не признает в качестве меры (нормы) вовне себя и ничего над собой. Переоценка прежних ценностей, активный нигилизм отдельных субъектов в пределе обеспечивают появление Сверхчеловека. Сверхчеловек в концепции Ницше ? это не грешник, не преступник. К нему теоретически не применимы данные категории, так как Сверхчеловек в обесцененном мире сам способен полагать новые ценности, осуществляя волю к власти, прежде всего, над своим собственным существованием.

Но вопреки Ницше, в период между обесценением высших ценностей и началом полагания новых ценностей (эпохой Сверхчеловека), на наш взгляд, создаются благоприятные условия для расцвета преступности, тотальной криминализации общества. Появляются субъекты, которые, отринув Бога, сначала преступили через заповеди религии, затем преступают через нормы и стереотипы социума. Тем самым, возможно вести речь о греховности как необходимой атрибутивной характеристике человека лишь применительно к данному трансформационному периоду. С рождением Сверхчеловека феномен греховности исчезает.

В первой половине XX в. возникла линия русской экзистенциальной философии в лице Л. Шестова. В работе «Власть ключей» он проводит мысль о том, что величайший грех человека состоит в стремлении устроиться на земле без Бога и, таким образом, против Бога. Сообщество, являющееся не соборным единением душ, но «механической кооперацией личностей», условившихся во имя самоутверждения каждого индивида и в целях общей выгоды, подлежит, с позиции Шестова, осуждению как демоническое притязание устроиться на земле без Бога. Определяя греховность как отступление от Бога, видя причины криминализации в секуляризации индивидуального сознания, Шестов подчеркивает необратимость данного процесса. С точки зрения философа, разрыв с Богом ? это «путь в один конец». Если «Бог умер», то к нему уже не «пристроишься». Как следствие, греховность является отнюдь не тотальным, но неустранимым качеством человека.

И, наконец, коснемся А. Камю, одного из немногих мыслителей XX в., которому в философии абсурда и бунтующего человека удалось свести практически воедино все следствия из философии крушения высших ценностей. Абсурд трактуется Камю как ситуация, в которой ставятся под сомнение все высшие ценности, смыслы человеческого существования. Как следствие, абсурд порождает, подобно хаосу, различные виды бунта, к которым, без сомнения, можно отнести и преступную деятельность, насилие. Метафизический бунт (Штирнер, Ницше и др.), исторический бунт (герои революций, мировых войн, политических переворотов), криминализация общественных отношений ? все это лишь адекватная реакция на абсурдность. Камю в сочинении «Бунтующий человек» пишет о том, что человека нельзя считать полностью виновным. Ведь не с него началась история. Но и полностью невиновным его тоже не назовешь ? ведь он историю продолжает. Камю настаивает на относительности феномена греховности человека, доказывая, что бунт, возникая вследствие абсурдности сложившихся жизненных обстоятельств, развивается благодаря наличию у бунтаря соответствующих внутренних качеств.

Проведя краткий и, безусловно, фрагментарный анализ идейного развития философской антропологии, необходимо обозначить имманентно присущую категориям «криминал и насилие» внутреннюю сложность и противоречивость. Среди философов-антропологов нет единой позиции в отношении сути и причин греховности человека. Отсутствует и согласие в отношении оценки таких экзистенциалов человеческого бытия, как зло и грех. Все это позволяют говорить о невозможности продуцирования универсальных инструментов преодоления криминализации.

В практическом контексте разрешения проблемы криминализации общества полезно избегать и неправомерного редуцирования данного феномена к одной из причин, обусловливающей факт совершения преступления (генетически врожденные свойства человека, девиации от психической нормы здорового человека, наличие частнособственнического начала в человеке и т.д.), и абстрагирования криминализации от сущностных свойств человеческого существа.

Проблема зла обусловлена разложением в современном мире прежней системы ценностей. Ее также обусловили секуляризация сознания, глобальная проблема перенаселения, политико-экономическая планетарная дестабилизация. И если это так, то изначально злой природе человека противостоит идея ненасилия, пределы которой в течение всемирной истории всегда и везде были ограничены. Сама идея ненасилия порождена насилием и злом, является тенью зла и насилия. Есть зло ? есть грех и проблема кары, нет зла ? нет греха, нет и проблемы кары.

1 Гегель Г. Философия права. М., 1990. С. 360.

Штирнер М. Единственный и его собственность. СПб., 2001. С. 29.