Протоиерей о. Всеволод (Чаплин) (Москва)

Благословляет ли Церковь войну? Не стоит ставить знак равенства между христианством и пацифизмом

Допускает ли христианство войну? Считает ли возможным участие верующего человека в боевых действиях? Ответ на этот вопрос, достаточно очевидный для всякого, кто знаком с богословскими традициями православия, католичества, протестантского мэйнстрима, оказывается почему-то труден для тех, кто оценивает христианство со стороны. Современная российская интеллигенция, читавшая Евангелие сквозь очки наивного позднесоветского гуманизма, возмущается всякий раз, когда христиане объявляют допустимой и достойной защиту с оружием в руках своих ближних, своих ценностей, своего Отечества.

При этом, как правило, ссылаются на библейскую заповедь «не убивай» (Исх., 20, 13). Но пацифисты либо не знают, либо забывают, что в том же Ветхом Завете Бог многократно предписывал предавать смерти недругов богоизбранного народа, а также кощунников, колдунов, гомосексуалистов и других тяжких нарушителей религиозного закона. Собственно, заповедь «не убивай», если рассматривать ее в контексте всех ветхозаветных священных книг, относится по преимуществу к несправедливому убийству членов собственной этнорелигиозной общины ? древнего Израиля.

Новозаветная этика выводит нравственные нормы за рамки одного этноса и одной религиозной общности. Однако в Евангелии и других новозаветных книгах нет и тени безответственного пацифизма. Война признается естественным элементом жизни в поврежденном грехом земном мире. «Когда же услышите о войнах и о военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть», ? говорит Господь Иисус Христос (Мк., 13, 7). Высокий нравственный идеал, который Спаситель предлагает человеку и обществу в Нагорной проповеди, говоря: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф., 5, 39), ? не является социальным проектом, «обреченным на успех». Весь Новый Завет говорит о том, что общество пойдет другим путем, что грех, вражда и разделения будут умножаться в мире, постепенно доходя до крайней черты, за которой ? суд апокалипсиса.

Вот почему человек, воспитанный в подлинно христианском духе, должен быть готов столкнуться со злом насилия и ответить на это зло. Ничто не должно мешать христианину безропотно принять личное страдание, подобно Самому Господу и многим святым. В русской истории известно немало страстотерпцев, от князей Бориса и Глеба до императора Николая II и его семьи. Однако долг защиты ближнего, веры, Родины побуждает христианина взять в руки оружие. Вспомним периоды военных испытаний, когда и архиереи, и старцы-отшельники призывали народ к вооруженному сопротивлению иноземным и иноверным захватчикам. Вспомним и периоды богоборческих гонений, когда Церковь легко отдавала гонителям свои богатства, не имевшие богослужебного употребления, но призывала людей к сопротивлению до смерти при изъятии священных предметов, к которым не должна прикасаться рука обычного человека.

Итак, в христианской традиции есть вещи более важные, чем земная человеческая жизнь ? сначала своя, потом чужая. Это жизнь и благо ближнего ? своей семьи, своей общины, своего народа, вообще всякого человека, который терпит бедствие и страдание. Это вера ? ибо лучше умереть, чем утратить ее. Это святыни ? ибо ни при каких условиях христианин не должен обрекать их на поругание. Антропоцентрическая политико-правовая система, защищающая только земные интересы человека и общества, вряд ли когда-нибудь будет полностью одобрена христианством именно потому, что в ней ценности веры и Отечества, за которые способен умереть христианин, ставятся много ниже ценности выживания человека в этом мире, «ценностей» комфорта, достатка, здоровья, успеха. Христианство требует не жертв, но Жертвы ? жертвы собой. Эта жертва не обязательно должна совершаться на поле брани ? ею может быть и каждодневная мирная самоотдача. Но Христос говорит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин., 15, 13).

И все-таки война ? это всегда зло. Даже праведное убийство оскверняет человеческую душу. Не всякий мир оправдан и свят, но мир, позволяющий человеку сохранить веру и нравственно достойную жизнь, лучше войны. Более того: даже если война происходит, человеку, участвующему в ней, нужно хранить себя от злобы и неоправданного насилия. В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» читаем: «Одним из явных признаков, по которым можно судить о праведности или несправедливости воюющих, являются методы ведения войны, а также отношение к пленным и мирному населению противника, особенно детям, женщинам, старикам… Война должна вестись с гневом праведным, но не со злобою, алчностью, похотью и прочими порождениями ада… Борясь с грехом, важно не приобщиться к нему». В том же документе говорится, что Церковь не может сотрудничать с государством в ведении гражданской войны или агрессивной внешней войны.

Итак, традиция духовного трезвения ? христианского реализма ? смотрит на войны как на неизбежное зло и вдумчиво разделяет их на справедливые и несправедливые. Такой подход объединяет православных, католиков и большинство протестантов. Бескомпромиссный пацифизм свойствен лишь нескольким малочисленным постпротестантским группам ? например, «Свидетелям Иеговы» и квакерам. Конечно, эти люди имеют право на свои взгляды, равно как и на альтернативную службу. Однако не становится ли для них вольная интерпретация Библии «оправданием» эгоистического отказа от своего гражданского и человеческого долга?

Радикальный пацифизм противоречит не только многовековой христианской традиции, но и элементарной человеческой логике. Вряд ли кто-то из последовательных противников насилия захочет жить в государстве, где нет ни армии, ни полиции. Нет, эти люди живут среди нас. А значит, пользуются плодами самопожертвования других. И если одни реально рискуют жизнью, а другие требуют альтернативной службы близко от дома, в полной безопасности и комфорте, то в этом видится какая-то неправда. Гораздо более убедительны были пятидесятники советских лет, отбывавшие ради своих убеждений один срок за другим. Наверное, такие могли бы служить «альтернативщиками» даже в Чечне или в регионах стихийных бедствий.